- Погоню?! Да! А ты… тебя под суд! Расстрелять! Да что ты стоишь, черт возьми! - исступленно затряс он прапорщика. - Немедленно погоню!
Но не успели они сделать и двух шагов, как где-то далеко раздался глухой взрыв.
- Что это?
- Кажется… полотно взорвано, - прапорщик побледнел.
- Полотно взорвано! - Еремеев схватился за голову.
- Телеграф, господин подполковник.
Еремеев побежал к зданию станции, тяжело топая сапогами, спотыкаясь о рельсы.
Телеграфист на секунду повернул голову в сторону ворвавшегося подполковника и снова настойчиво принялся вызывать соседнюю станцию.
- Срочно! Немедленно передай по линии…
Телеграфист устало посмотрел на подполковника.
- Связь прервана.
- Врешь, мерзавец! - тяжелый кулак сшиб телеграфиста на пол. - Ну! - Еремеев выхватил револьвер.
Телеграфист встал, хромая подошел к аппарату, но аппарат молчал.
Он молчал потому, что в тот самый момент, когда поезд с золотым запасом отошел от станции, Ван Ю-ли перерезал телеграфный провод.
На рассвете, когда часть интернационального партизанского отряда подтянулась к станции, другая вышла к полотну железной дороги далеко за городом. Эта группа должна была взорвать полотно сейчас же после прохода эшелона. Третьей группе, в которой был и Ван Ю-ли, поручалось нарушить телеграфную связь.
Партизаны не только перерезали провода- они валили столбы, и, когда раздался взрыв - связь была нарушена уже на большом участке.
- Чем больше столбов свалим, тем труднее будет исправить телеграф,- говорил Ван Ю-ли своему напарнику, долговязому веснушчатому парню. - Значит, и телеграмму смогут послать не скоро.
Долговязый молча соглашался и, смахивая пот, с новой энергией принимался пилить. Ван Ю-ли работал, думая о том, как доложит Шагову о выполненном задании, как тот пожмет ему руку и скажет:
- Спасибо, товарищ Ван Ю-ли!
«Товарищ, - улыбнулся Ван Ю-ли, - тунжик Ваня, говорит всегда Андрей».
Но доложить о выполненном задании Ван Ю-ли не пришлось.
Шагова арестовали на улице. Два дюжих казака быстро закрутили ему руки назад и по приказу маленького человека в пенсне впихнули в пролетку.
Двух членов ревкома арестовали дома, остальные успели скрыться.
В одиночке, куда поместили Шагова, сидеть пришлось недолго. Через полчаса его увезли в закрытой карете, и вскоре он очутился перед седоусым генералом, который с хитрецой и даже как будто добродушно разглядывал Шагова. Седые нависшие на глаза брови генерала все время шевелились, и Шагова это забавляло, хотя он мучительно думал, куда его привезли. Он знал в лицо всех более или менее крупных чинов колчаковского штаба, но генерала видел впервые.
- Ловко! - вдруг сказал генерал.
Хриплый голос человека, привыкшего командовать, раскатисто прозвучал в комнате и заставил Шагова вздрогнуть.
- Ловко!-повторил генерал, будто чему-то радуясь. - Я сам боевой генерал, не штабист, нет!.. И не сомневайтесь, я умею ценить ловкость и храбрость. С поездом вы сработали чисто! - он, прищурившись, уставился на арестованного.
Шагов безразлично пожал плечами. Генерал перегнулся через стол, заглядывая Шагову в лицо.
- Я надеюсь, вы не будете отрицать, что организовали похищение золота… Да! - будто вспомнил что-то генерал:- Мы не познакомились. Я начальник контрразведки Петров. Назначен вместо барона. - Он презрительно фыркнул. - Я всегда говорил Александру Васильевичу, что он зря нянчится с этими интеллигентами. Не правда ли, господин Шагов? Если бы они арестовали вас раньше, не было бы никаких неприятностей…
Он продолжал еще что-то говорить, но Шагов уже не слушал. Фамилия генерала была ему хорошо знакома. Да и не только ему. Это был, пожалуй, самый жестокий генерал во всей армии Колчака. И прославился он не на фронте, а зверскими расправами с захваченными большевиками и подавлением крестьянских восстаний. «Так вот кого Колчак назначил теперь в контрразведку, - поду-мал Шагов. - Видно, не очень-то ему весел о».
Заметив, что Шагов не слушает, генерал повысил голос.
- Я с вами откровенен, господин Шагов. Будьте и вы откровенны хоть в том, что организовали похищение золота. Я это знаю и без вас, но все-таки приятнее, знаете ли, когда люди доверяют друг другу.- Генерал помолчал и продолжал тем же громким бодрым голосом.- Чтобы доказать вам свое расположение, буду откровенен до конца. Александр Васильевич поручил мне заниматься только этим золотом. Только! И сроку дал один день. Вы, конечно, догадываетесь, что я должен выполнить приказ. Я понимаю - золото сейчас в пути и вы сами не знаете, где оно в данный момент. Но вы знаете, где оно будет спрятано. Это нам и нужно от вас. Ну, хотя бы примерно район.
- Я могу сказать точно - золото будет в Москве,- спокойно ответил Шагов.
- Ага! - как будто даже обрадовался генерал.- Другого ответа я не ждал. Больше вы ничего не добавите?
Шагов промолчал.
- Тогда придется попробовать, - как бы раздумывая, произнес генерал. - Иногда и закаленные люди начинают разговаривать.
Шагова увели в другую комнату. Сначала его не били. Жгли раскаленным железом, запускали под ногти иголки. Потом палачи стали избивать его.
Поздно вечером Шагова привели в одиночку. Он попытался припомнить все, что было, и не мог: голова кружилась, перед глазами стоял красный туман. Он попробовал пошевелить руками. Одна не двигалась, висела, как плеть. Другой он ощупал лицо. Оно было похоже -на огромную кровоточащую опухоль. «Я, кажется, ничего не сказал им», - подумал Шагов и вдруг насторожился: он уловил характерное постукивание по стене. «Провокация?»- пронеслось в голове. Но тут же он понял, что врагу незачем прибегать к провокации - не будут же ревкомовцы передавать друг другу сведения о поезде. С трудом добравшись до стены, он схватил валявшуюся на полу ржавую кружку и застучал в ответ. Через минуту с другой стороны раздалось: 1.1, 4. 1, 2.1, 4. 2, 4. 3, 3. 4… Арестованы двое ревкомовцев, - читал Шагов условный стук-азбуку, изобретенную еще в 1826 году в Петропавловской крепости Бестужевым и ставшую впоследствии средством общения политических заключенных.