- Эго я, Иван Сергеевич, - захлебываясь, зашептал Андрей, - я, Андрюшка Тихомиров!
Шагов подался вперед и крепко схватил его за плечо.
- Ты? Откуда здесь?
- Я вернулся. Я думал, меня одного отпустили…
Шагов наклонился и пристально посмотрел в глаза Андрею.
- Но ведь нас вели на расстрел.
Андрей опустил голову.
- Все равно… Не мог я уйти, едва слышно сказал он, чувствуя, как на глаза навертываются слезы.
Пальцы Шагова, сжимавшие плечо Андрея, медленно разжались. Андрей поднял голову и увидел очень усталое и очень доброе лицо. Вдруг вспомнился отец, у него бывало такое же выражение - очень усталое и очень доброе.
Некоторое время они стояли неподвижно, молча глядя в глаза друг другу, - старый коммунист, прошедший тюрьмы и ссылки, и молодой, только что вступивший в борьбу, впервые увидавший смерть и не испугавшийся ее.
- Хорошо, Андрей, - тихо сказал Шагов не то Андрею, не то самому себе. - Хорошо. Теперь слушай меня внимательно: сейчас пойдешь к Ван Ю-ли и передашь, чтобы он был готов. Понял?
- Понял, Иван Сергеевич. Больше ничего не рассказывать?
- Нет, пока не надо. Иди, - он легонько оттолкнул Андрея.
Ван Ю-ли будто ждал: едва Андрей постучал- дверь открылась и на пороге появился китаец. Узнав Андрея, он удивленно поднял брови.
- Ты, Андрюша? Где гулял так поздно?
- Так, - небрежно пожал тот плечами,- дело одно было.
Ван Ю-ли усмехнулся.
- Серьезное?
Андрей и Ван Ю-ли дружили с детства. И хотя последнее время виделись не часто, дружба не слабела.
- Понимаешь, Ваня, - Андрей положил руку на плечо Ван Ю-ли, - я тебя очень уважаю, но лучше не спрашивай. Только одно могу сказать: Шагов велел тебе быть готовым.
Ван Ю-ли кивнул. Он проводил Андрея в комнату и уложил на свою постель. Три черные головы - братья Ван Ю-ли - одновременно, как по команде, поднялись с циновки, лежащей посреди комнаты, но тут же, заметив строгий взгляд старшего брата, опустились.
Андрей едва лег - сразу будто провалился куда-то…
- Выспался? - неслышно ступая мягкими туфлями, Ван Ю-ли подошел к циновке и заглянул в лицо Андрею. - Вставай, однако. Моя уже кушать приготовила.
- Сейчас встану, Ванюша. Дай полежать минут пять.
- Нет, пожалуйста, вставай скорее,- всегда мягкий и улыбающийся Ван Ю-ли говорил на этот раз твердо, даже, как показалось Андрею, строго.
- А потом что делать будем?
- Гулять мала-мала будем, - ответил, улыбаясь, китаец.
- Гулять? - Андрей быстро поднялся.- Где гулять?
Он вдруг вспомнил слова Шагова о том, чтобы Ван Ю-ли был к чему-то готов. Будто угадав его мысли, Ван Ю-ли тихо сказал:
- Когда ты уснул, Шагов приходил. Велел тебе и мне гулять. Погода очень хорошая.
- Куда пойдем?
- Знаешь, Андрюша, я тебя очень уважаю, - Ван Ю-ли прижал руки к груди и чуть наклонил голову, чтобы скрыть веселые искорки в глазах, - я тебя очень уважаю, но лучше пока не спрашивай.
Андрей ничего не ответил.
…Тайга начиналась сразу за городом. Яркое солнце, будто желая искупить вину за вчерашнюю непогоду, сильно пригревало. Неудержимо манила молодая умытая трава. Андрей даже головой тряхнул, чтобы отогнать желание растянуться в тени. Он посмотрел на своего спутника. Ван Ю-ли легко шел впереди, и Андрей знал, что так он может идти час, два, десять, если надо - сутки; все так же быстро, легко переставляя крепкие ноги, обутые в самодельные туфли.
Бурундучок перебежал тропинку и вскарабкался на толстую сосну, подозрительно поглядывая оттуда черными бисеринками глаз на пришельцев. Тропинка становилась все уже. Солнце теперь почти совсем не пробивалось сквозь густые, тесно сплетенные кроны деревьев. Умолкли птицы, и только стук дятла гулко раздавался в тишине. Ван Ю-ли остановился, подождал отставшего Андрея и тихо сказал:
- Тут нет чужих ушей и чужих глаз. Шагов велел тебе сказать - идем передавать важное поручение партизанскому отряду «Интернационал». - Ван Ю-ли похлопал себя по груди. - У меня есть письмо. На всякий случай твоя пусть знает.
- Так чего же мы стоим? - заволновался Андрей. - Надо скорее идти!
- Скоро идти-скоро устанешь. Мы идем далеко. Долго будем идти.
Он круто свернул с тропы и пошел напрямик, по каким-то ему одному известным приметам выбирая направление. Иногда он останавливался, к чему-то присматриваясь, прислушиваясь. Но как ни внимателен был Ван Ю-ли - не видел он двух странных людей, следивших за ними из-за деревьев.
Полученное известие настолько ошеломило Еремеева, что он долгое время не мог прийти в себя. Наконец, он попытался сосредоточиться и принялся восстанавливать в памяти недавние события.
Придя накануне домой с твердым намерением заняться активными поисками арестованных ревкомовцев, он попытался наметить план. Но ничего придумать не удавалось. Злоба, ненависть, досада, алчность - все сплелось у Еремеева в один клубок и мешало сосредоточиться. Он тер виски, дергал себя за усы, курил одну папиросу за другой - ничто не помогало. Тогда, подойдя к буфету, он налил большой стакан водки и жадно, залпом выпил его, Мысли вдруг стали путаться, и Еремееву то казалось, будто все потеряно и карьера его кончена, то представлялось, что стоит отдать приказание, и арестованные ревкомовцы предстанут перед ним. Не раздеваясь, он тяжело повалился на постель. Сон налетел сразу, и во сне он услыхал знакомый условный стук. Так стучал только один человек, верный слуга Еремеева, арестованный и расстрелянный вместе с ревкомовцами. Стук повторился. Еще и еще. Не открывая глаз, Еремеев приподнялся на локте. В окно снова постучали. Будто подброшенный огромной пружиной, Еремеев вскочил с постели, подбежал к окну. Знакомая тень метнулась в сторону двери.